Уже 25 лет казахстанцев приучают к мысли, что о старости надо думать смолоду. Но четверти века хватило лишь на то, чтобы работающее население смирилось с обязанностью с каждой зарплаты отдавать 10 процентов, дабы накопить на эту самую старость. Не забывайте, при каждом удобном и неудобном случае напоминают государственные мужи, не за горами время, когда без участия в накопительной системе пенсионер получит только минимум, а солидарная скоро прикажет долго жить.
До 1 января 1998 года тема пенсий начинала людей волновать годам к 50-ти, не раньше. Теперь всё по-другому – нет отчислений в ЕНПФ – значит нет трудового стажа, нет возможности взять кредит – счет в фонде как бы стал подтверждением гражданской добропорядочности. Но, несмотря на это, уверенности в безбедной старости это явно никому не внушает. У будущих пенсионеров накопительная система вызывает скепсис, у состоявшихся – раздражение, у правительства – похоже растерянность.
Так почему же реформа, которая должна была перевернуть экономику и социум, перешла в традиционную плоскость – хотели, как лучше, а получилось как всегда?
К слову, пенсионная реформа – это своеобразный вираж в моей профессиональной карьере. Так уж случилось, что меня, на тот момент оказавшуюся в ситуации полного «трудового вакуума» журналиста, пригласила в своё ведомство министр труда и соцзащиты Коржова. До 1 января – до запуска накопительной системы оставалось всего полгода – я должна была убеждать население, что без этой реформы нас ждёт экономический коллапс.
Делать это было не сложно – на удивление рассказывать о том, зачем нужен этот экономический шок, было не сложно. Об этой реформе, как ни о какой другой готовы были спорить и чиновники, и представители гражданского общества.
1997 год – предприятия закрываются, число безработных растёт, пенсии задерживают на несколько месяцев. В стране аховая экономическая ситуация – всё думают не о будущем, а о том, как выжить сегодня. Поэтому разговоры о реформировании пенсионной системы в самом обществе вызывали бурный протест.
Хотели как лучше
- В основу реформы первоначально закладывали фундаментальную идею – пенсионная накопительная система должна была сделать казахстанцев совладельцами национальных компаний, - говорит сегодня бывший премьер Акежан Кажегельдин.
Давайте подумаем, почему и на этот раз задумывали как лучше, а получилось, как всегда. Почему, прикрываясь благими намерениями, государство собрало с граждан триллионы, но и спустя 25 лет не может дать гарантию, что старость, хотя бы у тех, кто работает, не будет нищей.
А тогда катастрофически уменьшалось число работающих – всё шло к тому, что скоро просто будет некому содержать стареющую часть населения. На фоне этого грядущего коллапса слова реформаторов действительно звучали как панацея.
Директором информационного центра по пенсионной реформе я работала всего несколько месяцев – не без помощи Натальи Артёмовны вернулась на телевидение, но опыт, знания и знакомства получила классные. До сих пор помню огонь в глазах всех причастных к реформе – по крайней мере Коржова, Марченко, Жамишев излучали искреннюю уверенность, что вершат не реформу, а скорее экономическую революцию.
- Правильно, у меня до сих пор эта уверенность сохранилась, - говорит один из разработчиков закона о накопительной пенсионной системе юрист Сергей Уткин.
Всё было на даче
В то время журналисты шептались, что закон писали на какой-то секретной даче в окрестностях Алматы. Доступа к группе юристов и экономистов, которым был поручен проект закона о пенсионной накопительной системе, не было ни у кого. Работали они в режиме строгой секретности. Тайну только спустя четверть века открыл Сергей Уткин.
- Премьер Кажегельдин создал группу, в которую попал я, Болат Жамишев, Лена Бахмутова и другие, тогда совсем неизвестные, люди. Среди нас была женщина, которая побывала в Чили, так вот она очень переживала, что если бы она знала, что будет писать закон о пенсионных фондах, то смотрела бы не только на местные красоты. Группой руководили Марченко, Джандосов и Коржова. Нас поселили в какой-то санаторий с бассейнами, но условия были такие жесткие, что мы к ним даже ни разу не подошли. Нас закрыли без права выезда, как на казарменном положении, я в самоволку сбегал на велосипеде. Работали с 8 до 10 вечера.
Сергей вспоминает, что никто не знал, каким должен быть закон, никогда не работал с накопительной пенсионной системой и понятия не имел, что это такое.
- Интернета тогда не было, где брать информацию – непонятно. Нам принесли переведенный с испанского чилийский закон и закон какой-то прибалтийской республики - мы что-то пытались сделать, используя их. Жамишев предложил за основу взять наш закон о Нацбанке. Мы работали в каком-то бешенном темпе, потом нам на подмогу бросили Даулета Хамитовича Сембаева – он возглавил рабочую группу и потом представлял реформу в парламенте.
- В финансах и экономике, чем меньше государства, тем лучше и эффективнее работает вся эта система. Это может показаться утопией, но это так. 100 лет назад в семьях было так устроено, что стариков содержат дети, но потом государство эту ответственность перетянуло на себя. Но содержало стариков не оно, а работающее население. Государство только распределяло и передавало деньги пенсионерам, - объясняет Уткин.
Я сама прекрасно помню слова Натальи Коржовой, что просто недопустимо ответственность за старость возложить на граждан. Ненадёжно это – слишком много проблем и соблазнов потратить и то, что накоплено как бы «на потом». Нельзя допускать, чтобы «потом» люди опять шли к государству с протянутой рукой.
- Тогда главный лозунг был - каждый сам должен заботиться о своей пенсии. Если ты хорошо заботишься – постараешься заработать и выберешь крепкий пенсионный фонд, то всё будет ок. Но если ты раздолбай и нигде не работаешь, то государство тебе просто не даст умереть с голоду. Я и сейчас уверен, что это было правильное направление, вопрос в том, что оно как-то поменялось.
Реформированная реформа
Экономической идее, которая уже в виде закона потрясла социум, казахстанцы сопротивлялись как могли – были рады зарплате в конверте и наотрез отказывались верить, что накопительная система имеет какое-то отношение к старости. Парадокс, но масла в огонь подливала государственная машина. Сначала закрыли частные пенсионные фонды – в чем они провинились вкладчикам не объясняли, предположили просто: а вдруг что-то пойдёт не так – разворуют деньги, что тогда? Уж лучше всё в один общий кошелёк! Потом намекнули – можно деньги и забрать, закон подкорректировали и разрешили вывести накопленные деньги в аннуитет.
Так в 2012-м неожиданно государство разрешило таким как я забрать свои накопления. По договору с управляющей финансовой компанией мне выдали почти все накопленные на тот момент миллионы, оставили малость себе и пообещали, что, когда исполнится 75, мне будут ежемесячно, прямо до смерти выдавать по 18 тысяч тенге. То, что накопилось в ЕНПФ после этого – выдали траншами за пару лет.
Как я не пыталась понять, что это было – так и не смогла, как, впрочем, и осознать положительную роль пенсионной системы в своей жизни. Всё-таки 18 лет исправно платила взносы и верила обещаниям, что моя старость будет в материальном плане солиднее, чем у моих родителей. Но что-то не складывается.
А потом появились излишки
Понимаю, что спрашивать у ЕНПФ бесполезно – что-то нечленораздельное уже несколько лет несут об этих излишках и убеждают будущих пенсионеров, чтобы пользовались добротой государства, которое почему-то забыло о будущем и начало раздавать «на зубы» и квартиры. Закон опять подправили, но эта идея очень пришлась по душе не состоявшимся пенсионерам, которые сразу же забыли о грядущей старости и бросились снимать накопленное в ЕНПФ.
С одной стороны, ты вроде сам себе создаёшь пенсию, с другой - всё находится под государственным контролем, объясняет Уткин.
- Когда создавали закон ставку делали на участие в системе частного сектора – на частные пенсионные накопительные фонды. Передача денег в единый фонд – это регресс, откат назад. Наша идея была лучше и полезнее для государства и общества. Но нашлись сотни причин и как всегда все деньги собрали в одном государственном пенсионном фонде. На мой взгляд - это утопия. Власть не захотела выпускать из своих рук контроль над огромными финансовыми ресурсами, побоялось отдавать их в частные руки. Я не знаю, есть ли там сейчас такой мозг, как Марченко и Джандосов – они систему изнутри чувствовали и рынок понимали. Думаю, что сейчас в государственной машине нет экономистов-рыночников, которые понимают, что только та страна процветает, где постоянно увеличивается доля ВВП на душу населения, где больше свободы, меньше государственного регулирования. Сейчас мы живём по принципу - меньше рынка и cвободы - больше госсобственности, больше госхолдингов, больше госнадзора, больше Советского союза и социализма. Если страна в этом направлении идёт, то и пенсионная реформа за ней движется.
- Марченко с Жандосовым были суперпередовыми, у премьера Кажегельдина в голове было видение всего экономического развития Казахстана на рыночных рельсах, он знал, что будет через 10-20 лет, он был организатором, а не просто агашкой как Назарбаев. А пока мы только говорим о накопленных триллионах, но богаче почему-то не становимся.
А есть ли деньги?
- Я только могу посоветовать очень серьезно отнестись к этим цифрам, и проверить, есть ли эти деньги в наличии. У меня эти цифры вызывают большую тревогу и скепсис. Если действительно эти триллионы есть, а правительство не использует их для того, чтобы поддержать инфраструктурные программы, то можно прямо сказать - это безграмотные люди, их надо немедленно уволить, - говорит сегодня бывший премьер-министр Казахстана Акежан Кажегельдин.
Он по-прежнему уверен, что пенсионный фонд - это серьезный денежный ресурс, где правительство могло бы занимать деньги, чтобы закрывать свои дыры в бюджете.
- Ведь правительство – это самый лучший заёмщик в любой стране, потому что обязательно рассчитается. Мы думали, что все наши нацкомпании тоже будут тоже занимать деньги у пенсионных фондов, которые, к слову могли бы обменивать свои деньги на акции нацкомпаний - это была великолепная формула, за которой могла бы последовать не менее великолепная и оригинальная история - граждане Казахстана могли бы ежегодно получать дивиденды и привилегии через прибыль нацкомпаний. Но история закончилась банально - с граждан, обещая им безбедную старость стали собирать деньги, которые потом в качестве депозитов были распределены в блатных и не блатных коммерческих банках. Значительная часть прибыли пенсионных фондов использовалась как кредитный ресурс. Когда в 2008 рухнул финансовый рынок и банки просели, пенсионные фонды по большому счёту просто ограбили.
- Парадокс вот в чём: если деньги пенсионных фондов попадут в корпорации, их будет тяжело вывести. Поэтому каждая корпорация создавала банки, выводила деньги, а банки разорялись. Пенсионный фонд - хороший инструмент, но сейчас он держится только на страховых отчислениях по месту работы. Я посоветовал бы людям контролировать свои накопления, уверен, что правительство здесь не может быть надёжным советчиком, - советует Кажегельдин.
Но, несмотря на пессимизм, Акежан Магжанович по-прежнему верит, что будущее за накопительными фондами. Если люди будут знать, где их деньги находятся, как они работают, будут чувствовать, что Нацбанк гарантирует их сохранность, тогда и поверят, что вместе с государством заботятся о своей старости.
25 лет назад Наталья Артёмовна Коржова брала меня в охапку и везла в самые горячие по бедности точки – в Кызылординскую область, на шахты в Сатпаеве, к металлургам в Караганде – объясняла людям, что принесёт реформа, зачем она нужна, что перевернёт и какое благо принесёт. Люди её внимательно слушали, несмотря на то, что явно их беспокоило не будущее, в их глазах читалось, что внимают они скорее из вежливости, чем из интереса. Помню, в каком-то сельском клубе под Аральском, министра труда и соцзащиты поблагодарили за то, что в такую даль приехала и… попросили хоть какой-нибудь магазинчик открыть. Теперь у них наверняка много торговых точек, а вот про пенсионные накопления, скорее всего они имеют такое смутное представление, как и раньше. Тем более, что желающих рассказывать и объяснять почти нет.
