Союз Нур-Султана и Ташкента. Против кого или зачем?

Что стоит за таким тесным сближением Ташкента и Нур-Султана и какими могут быть его перспективы? Мы побеседовали об этом с политологом Рустамом Бурнашевым, профессором Казахстанско-немецкого университета.

– Рустам! В отношениях Казахстана и Узбекистана впервые прозвучало слово «союзничество», подписан целый пакет документов о сотрудничестве. Это – прорыв в двусторонних отношениях или новое политическое «издание» взаимного пиара, демонстрация сближения, которого на самом деле не столь много?

– Важно, с какой точки зрения мы смотрим. Я бы не называл это прорывом, это – поступательное развитие того, что делается двумя странами, наверное, с 2010 года. Тогда начались ежегодные обмены визитами, еще между Каримовым и Назарбаевым, озвучивание ключевых проблем региона. Например, Ислам Каримов именно в Казахстане сделал свое знаменитое высказывание, что водный вопрос настолько острый, что могут начаться войны. С того времени шло постепенное нарастание взаимодействия в политическом плане, которое привело к подписанию Договора о стратегическом партнерстве в 2013 году. С тех пор все аналитики отмечали, что отношения между Казахстаном и Узбекистаном на высшем уровне являются очень неплохими, а проблемой был «спуск» этих отношений «вниз», на технический уровень – предприятий, регионов, отдельных людей. Там были серьезные проблемы, с обеих сторон. С 2017 года начался прорыв и на техническом уровне, когда Узбекистан начал ставить прагматические вопросы на первом месте. Его уже надо было закреплять и на политическом уровне, и вот тут возникла эта Декларацию о союзнических отношениях.

– И что теперь? Что должно последовать за этим документом?

– Чтобы ответить, нужно изучить его текст. Пока непонятно – она будет иметь только декларативный характер или же это будет что-то, что ложится в основу договорных отношений? Предусматривается ли ратификация этого документа? Насколько он обязателен? В международной практике союзнические отношения, это, все-таки, те, которые фиксируют продвижение общих интересов. Если в тексте декларации – это так, то это серьезный прорыв. Если нет, то это просто попытка зафиксировать те процессы, что идут на низовом уровне за последние пять лет. Где две страны постепенно друг друга открывают. Например, Узбекистан становится открытым для казахстанских капиталов, точечного, на сегодня, прихода казахстанских предприятий в строительной и некоторых иных сферах. Казахстан открывается для Узбекистана с точки зрения сборки автомобилей, чтобы входить на территорию Евразийского экономического союза, в аграрном секторе. Очень перспективны проекты в транспортной инфраструктуре.

То есть вывод из встречи в Нур-Султане таков: нельзя сказать, что возникло что-то принципиально новое, но количественный уровень сотрудничества вырос настолько, что потребовал закрепления на политическом уровне в новом соглашении.

– Значит, тема конкуренции Казахстана и Узбекистана за статус регионального лидера, о которой много говорили политические публицисты в 1990-е и нулевые, ушла? И та конкуренция носила личностно-лидерское происхождение?

– Я не думаю, что стоит вообще использовать такую терминологию. Такая риторика, может быть, в какой-то мере присутствовала в 1980-е годы, как «конкуренция» Рашидова и Кунаева. Хотя, на мой взгляд, тогда она была больше мифической, чем реальной. В 90-е и нулевые реальной конкуренции в регионе не было, и, тем более, эта тема не могла иметь персонального аспекта. Отношения Назарбаева и Каримова не были гладкими, потому что оба они не были людьми простыми, но, тем не менее, именно при них началось активное сближение.

–А не являются одним из мотивов этого сближения региональные и около региональные проблемы: Афганистан, перманентное политическое брожение в Киргизии?

– Не думаю. Здесь база для сотрудничества минимальна. Если говорить про Афганистан, то эта проблематика для Казахстана была и есть периферийной, Нур-Султан активно от нее дистанцируется. Для Узбекистана Афганистан либо секьюритизируется, рассматривается как источник угрозы, либо, наоборот, как поле возможностей. То есть афганский фактор в сближении Нур-Султана и Ташкента, если и присутствует, то стоит не на первом и не на втором месте.

Что касается Кыргызстана, то там ситуация такая, к которой уже практически все привыкли. Что там такого нового, чего не было раньше? Если в 2005 году события в Бишкеке действительно были малопонятными, вызывали шок, то с тех пор ситуация рассматривается как системный кризис, и какое-то объединение других стран для реакции на нее просто бессмысленно. 

– Недавние переговоры министров обороны Казахстана и Узбекистана в Ташкенте, почти накануне встречи лидеров в Нур-Султане, – это обычные контакты представителей руководства соседних стран, не несущие ничего экстраординарного?

– Думаю, да, это обычное событие. Но надо и в связи с этим смотреть текст декларации о союзничестве, поскольку оно всегда, в первую очередь, касается военно-политических вопросов. Если в том тексте, что был подписан вчера в Нур-Султане, действительно стоят эти цели, тогда встреча министров будет выглядеть специфически.

– Сближение двух крупнейших стран Центральной Азии не есть реакция на продолжающиеся конфликты крупнейших мировых игроков – США, Китая, России? Типа, нарастить для себя резерв устойчивости, если борьба «больших» придет в регион, и кто-то из них попытается давить на Ташкент или Нур-Султан?

– Нет, не думаю. Мы – глубокая геополитическая периферия, как-то реагировать на глобальные «битвы» не можем, и рассматривать региональные процессы как реакцию на геополитическую динамику не разумно. Масштабы не те, и никто не будет к нам в этом контексте предъявлять какие-то ультиматумы, чтоб мы «определялись», оказывать жесткое давление. Конечно, будут делаться какие-то предложения, как, например, США предлагают выступить с критикой ситуации в Китае, но никто на этом не настаивает. Нет, в сотрудничестве Нур-Султана и Ташкента – все мотивы из нашего двустороннего и регионального развития.        

– Если союзничество Узбекистана и Казахстана окажется успешным и динамичным, может оно в перспективе структурно разрастись до всей Центральной Азии? Или хотя бы привлечь еще одну-две страны?

– Насколько я понимаю, именно такая перспектива и обозначается. Но сейчас, скорее всего, подход будет очень прагматичным, никто не будет спешить «вбить» в союз все государства региона. Все помнят опыт 1990-ых, когда при такой истории все начало валиться. Есть понимание, что нужно иметь двусторонний формат, который должен быть хорошо обкатан, а потом, когда будут четко понятны механизмы, возможно, кто-то к нему присоединится. Пока институты нового союза не будут отработаны, новых участников туда брать не стоит. Думаю, что на этот раз прагматизм возьмет верх над идеологией. Хотя, не факт.