В этом месяце исполнилось два года событию, которое заняло первые полосы всех мировых СМИ: катастрофическому по мощности взрыву в столице Ливана, Бейруте. Это – повод присмотреться к опыту этой страны, очень поучительному, с разных точек зрения.
Ливан позиционировал себя как мост между Востоком и Западом, и рассчитывал извлечь из этого немалые выгоды. Когда-то его ставили в пример — в своем регионе он был лидером экономического и культурного развития. Но элиты упустили время чтобы развить успехи, а, вместо того, передрались между собой. Усугубило проблемы то, что власти не занимались развитием промышленности, а ориентировались только на торговый и финансовый сектор. Картина, не редкая на постсоветском пространстве. Итог – Ливан впал в тяжелый кризис, на десятилетия.
Мой собеседник – Юрий Кушко, замечательный журналист, с огромным опытом работы в конфликтных регионах мира. С 1983 по 1998 годы работал в Таджикистане, с 2009 – в Ливане.
Юра, в 2020 году в Бейруте произошел невероятной силы взрыв. Что это было?
- Да, 4 августа 2020 года страна в один миг попала в мировые топ-листы: взрыв в бейрутском порту стал одним из самых мощных за всю историю человечества. Поначалу говорили, что он был третьим, после Хиросимы и Нагасаки. Чуть позже переместили на пятую строчку. В момент взрыва я был в своей съемной квартире в городе Тир, в 75 километрах от Бейрута. Раздался такой грохот, как будто ремонтники в соседнем доме обрушили с высоты часть бетонного ограждения. Да что там Тир, если даже до Кипра - а это 250 километров! - долетел грохот бейрутского взрыва.
Оказалось, сначала загорелся пиротехнический склад в порту, потом огонь перекинулся на соседнее здание, где хранилось почти три тысячи тонн селитры, конфискованной в свое время с борта сухогруза под молдавским флагом. Точные причины и обстоятельства инцидента выясняются до сих пор. Была ли тут политическая подоплека? Не думаю, хотя ливанский президент Мишель Аун и назвал внешнее влияние одной из трех версий взрыва. Две другие - халатность и несчастный случай - выглядят, как мне кажется, правдоподобней.
Говоря о последствиях взрыва, стоит упомянуть, что через бейрутский порт проходило до 60 % всего ливанского импорта и до 80 % всего импорта продовольствия. Цепочки поставок были нарушены, и, как следствие, стали быстро пустеть полки магазинов. А голодный желудок, как известно, имеет склонность порождать социальные протесты. Уже через три дня после взрыва на улицах Бейрута прошли многотысячные акции, их участники захватили несколько правительственных зданий. А 10 августа правительство страны вынуждено было уйти в отставку в полном составе.
Как на беду, взрыв произошел в самый разгар экономического кризиса, который начался в Ливане в октябре 2019 из-за пустяшной, вроде бы, причины - намерения правительства Ливана ввести ежемесячную плату за пользование Вотсаппом. Если не ошибаюсь, каждый месяц надо было бы платить 6 центов. В итоге из-за кризиса потеряли миллиарды долларов. Больше того - возникла реальная угроза потери страны.
Месяца через два после взрыва мне надо было переоформить страховку на машину. Страховой агент поразил меня своим безупречным английским. Оказалось, парень - ливанец по происхождению, приехал из Канады. На мое сомнение стоило ли делать это сейчас, когда бизнес в Ливане испытывает огромные трудности из-за стремительного (в 12-14 раз!) обесценивания национальной валюты, мой собеседник ответил, что стоило. Страховой бизнес тут не в счет: огромные прибыли стали приносить парню услуги по иммиграции ливанцев в Канаду. "Вот вчера, например, - сказал он мне, - один из ливанских банков сократил сразу 700 человек, и среди моих клиентов оказались не только рядовые клерки, но и топ-менеджеры".
Это типичная картина. Из Ливана сейчас стремятся уехать очень многие его граждане. Старая практика, которая за сто лет привела к тому, что за пределами страны живет сейчас около 12 миллионов ливанцев, а в самом Ливане - около четырех. Помните знаменитого американского кардиолога, доктора Дебеки, который делал шунтирование сердца самому Ельцину? Так вот, Дебеки был тоже ливанским эмигрантом. Ему поставили памятник на его родине - городе Марджаюн. Сегодня по стопам доктора Дебеки идут многие ливанские специалисты.
Не будет натяжкой сказать, что у людей старше сорока Ливан ассоциируется лишь с гражданской войной. Но до того, в течении нескольких десятилетий, о нем говорили, как о процветающей стране, с развитой торговлей, банковским сектором, растущей столицей, которую, как говорят, называли «Париж Ближнего Востока». Что случилось потом, почему все обрушилось? Чисто событийная канва известна – межконфессиональный конфликт. Но что было за этим? Ведь местные элиты включали людей с хорошим образовательным и культурным уровнем. Почему не смогли договориться? Было ли внешнее влияние определяющим в эскалации конфликта?
- Гражданская война в Ливане вспыхнула не из-за межконфессиональных противоречий, хотя, конечно, они всегда имели и имеют место. Главным детонатором был все-таки внешний фактор – присутствие большого количества палестинских боевиков, которые превратили Ливан в свою вотчину. Так называемая «автобусная резня» 13 апреля 1975 года, которая и послужила толчком к гражданской войне, была спровоцирована попыткой убийства палестинцами Пьера Жмайеля, одного из лидеров христианской общины Ливана. В ответ ополчение христианской партии Катаиб напало на палестинских боевиков. И довольно долгое время конфликт не выходил за рамки столкновений между этими двумя силами. На стороне христианского ополчения сначала воевали даже некоторые шииты и сунниты, которые были против создания в Ливане исламского государства во главе с палестинцами.
Определяющим в эскалации конфликта был внешний фактор. Когда в январе 1976 христианские отряды были близки к победе, в дело вмешалась Сирия, которая приказала отправить в Ливан до 8 тысяч бойцов Армии Освобождения Палестины, что в корне изменило ход войны.
Ну а дальше – пошло-поехало. Подливали масла в огонь то Сирия, то Израиль, поддерживавшие в ливанском конфликте то одни, то другие стороны. В отрядах ополчения каждой из противоборствующих сторон имелись добровольцы и наемники из разных стран мира. Прямая финансовая помощь иностранных государств была одним из главных источников финансирования как христианского, так и мусульманского ополчения.
Почему местные элиты не смогли предотвратить скатывание страны к гражданской войне? Главным образом из-за своей раздробленности, слабости и ориентации на разных внешнеполитических игроков. В Ливане официально зарегистрировано аж 19 различных религиозных конфессий. И каждая имеет своего иностранного покровителя. Католики-марониты ориентируются на Францию. Шииты – на Иран. Сунниты – на Саудовскую Аравию. И так далее. При таком положении вещей ливанские элиты не могут не учитывать интересов своих зарубежных покровителей, а в результате страдают общенациональные интересы.
Ливан годами не может сформировать правительство из-за разногласий по поводу того, сколько министерских портфелей достанется представителям той или иной конфессии. И даже когда происходит чудо и правительство формируется, оно все равно остается слишком раздробленным и слабым. Уроки гражданской войны мало чему научили, а уроки эти очень горькие. От «ближневосточной Швейцарии», как называли иногда Ливан, не осталось и следа. Три кита, на которых держалась вся экономика страны, заметно сдали. Банковский сектор, который привлекал в Ливан миллиарды долларов, сегодня скорее отпугивает. Транспортные услуги, в связи с открытием альтернативных маршрутов доставки и, особенно, после взрыва в Бейрутском порту, резко сократились в объемах. Туризм вообще на мели из-за ковида.
В начале 60-х годов прошлого века правительство сделало робкие попытки развивать свою национальную экономику, свое собственное производство, но, натолкнувшись на резкое противодействие торговой мафии, отступило. Узко-корыстные, местечковые интересы в который раз взяли верх над общенациональными. Сегодня Ливану остается только кусать локти.
Многие страны, ищущие пути своего развития, пытаются опираться на внешние инвестиции, рынки, даже просто экономическую помощь…
- Да, но часто это наталкивается на внешнеполитическое соперничество. Так и получилось в Ливане: расчет на подпитку со стороны внешних покровителей, как оказалось, тоже вещь ненадежная. Не смогли сунниты во главе с теперь уже бывшим премьер-министром Саадом Харири ограничить влияние проиранской Хезболлы, и финансовый поток из Саудовской Аравии стал стремительно пересыхать. Сколько усилий потратили друзы на доброе к себе отношение Советского Союза, даже партию свою назвали Прогрессивной Социалистической, а СССР взял, да и развалился.
Ты видел гражданскую войну в Таджикистане, у которой в этом году «юбилей», 30 лет. Представляешь и гражданскую, какой она была в Ливане. На твой взгляд, есть у этих процессов какие-то общие законы?
- Природа этих конфликтов, все-таки, была разной. В Ливане к гражданской войне привело внешнее вмешательство и обострившиеся в результате этого межконфессиональные разногласия. А в Таджикистане главным фактором было региональное соперничество за перераспределение общенационального «пирога» после развала Советского Союза.
Но есть и общие черты. Это, в первую очередь, раздробленность местных элит, доминирование местечковых интересов над общенациональными. Желание отдельных кланов урвать «побольше и сейчас» вместо, казалось бы, разумного и взаимовыгодного совместного инвестирования в развитие национальной экономики, раздувало очаги конфликта и приводило к потерям для всех без исключения.
И еще одна общая черта есть у этих конфликтов – это природа человеческая, наличие в ней, если хотите, божественного и звериного начала. Чем больше крови проливается, тем больше вырывается наружу все неприглядное в человеке, тем отчетливей проявляется в нем звериное начало.
Я бы, наверное, отдал руку на отсечение, если бы в конце 80-х годов мне кто-нибудь сказал, что в Таджикистане соседи по кишлаку, все - правоверные мусульмане, будут убивать друг друга только потому, что относятся к разным региональным группам и по-разному произносят слово «картошка».
Это утрированный образ конфликта?
- Нет, если кто-то говорил «картушка», что было свойственно горным таджикам, то это могло привести к расстрелу, окажись такой бедняга в руках таджиков из других регионов. В декабре 1992 года я был свидетелем того, как во время переправы таджикских беженцев, бежавших от войны в Афганистан, произошел скоротечный бой между, как их тогда называли, «юрчиками» - сторонниками Народного Фронта, и «вовчиками» - бойцами Исламской оппозиции. Вот в этом бою встретились два соседа – одному достались лавры победителя, другому – незавидный удел пленника. «Мне сказали, - кричал победитель- что ты моего дядю убил». Было ли это правдой или наветом – кого это в тот момент интересовало? Под вечер, когда «юрчики» развели костры и праздновали победу, я увидел неподалеку распластанное на земле тело пленника…
Уверен, что и в гражданской войне в Ливане была масса таких случаев, от которых по сей день остаются незаживающие раны.
К сожалению, Ливан стал бедным и опасным. Очень жаль, снова повторюсь, что так было не всегда, уровень жизни здесь был достаточно высоким. Ливанская лира в конце 60-х обменивалась с американским долларом по курсу один к одному, а в начале 2020 года за один доллар давали больше 20 тысяч лир. Давали и больше 30 тысяч, но ливанские власти административными мерами «выправили» курс накануне президентских выборов, которые должны состояться в мае 2022 года. А вот заглядывать в отделенную перспективу, позаботиться о развитии национальной экономики, тут как-то, не очень принято.
