Политика и журналистика: борьба за свободу слова и как власть "закручивала гайки"

ОТ «МИРА» ДО «СВОБОДЫ СЛОВА»

Вы были успешным тележурналистом, руководили «Миром». Зачем взялись за «Свободу слова» - проект, который с самого начала раздражал власть?

   – Тогда была массированная атака. Сегодня всё повторяется: давление растёт, задерживают журналистов, атакуют Orda.kz, вас и другие СМИ. Это доказывает: старый режим не ушёл. Реформы задекларировали, но внизу всё по-прежнему — та же система, те же схемы.

Конфликты стали заметнее. Клановая борьба переросла в открытое противостояние группировок. За что идет борьба – и какое место здесь занимает журналистика?

   – Старый Казахстан не может исчезнуть за один день. Это болезненный переход. Я уверена, атака на прессу два года назад — это попытка дискредитации самого Токаева. Его саботируют на всех уровнях. Мы, журналисты, — зеркало. Кто не берёт на себя ответственность, работает спокойно. Мы задаём неудобные вопросы — и потому попадаем под удар.

В журналистике вы почти полвека. Действительно был ли период романтики после обретения независимости?

   – Конечно. Это были 90-е — ощущение свободы, пробуждение. Всё только начиналось: независимые газеты, студии, партии, демократия. Но в 1995-м всё резко изменилось: Назарбаев понял, что теряет контроль. Начался системный откат.

ПОЧЕМУ НАЗАРБАЕВОЙ МЕШАЛИ ДРУГИЕ СМИ

Именно тогда вы работали на «Мире» — началось противостояние с Даригой Назарбаевой?

   – Да, нас поселили в здании на площади Республики. Потом туда пришла Дарига с «Хабаром». Зашла в студию, сказала: «Ой, я так не смогу». А я ответила: «Сможете». Это была первая встреча. Потом были рабочие пересечения — и началось вытеснение.

Вы не скрываете, что не уважаете Даригу Назарбаеву. Почему?

   – Потому что нет за что. Когда нас начали душить, коллеги уговорили меня пойти к ней. Я пришла, просидела в приёмной почти час. Всё было ясно: демонстрация унижения. Я ушла — и пошли наезды. Думаю, если бы я «подружилась», давно жила бы в Дубае. Но выбрала другое.

Почему Дарига и Рахат Алиев стали вашими врагами?

   – Они строили медиахолдинг через захваты. Семья Назарбаева управляла страной как теневое правительство: нефть, банки, религия, СМИ. Дариге дали медиа — и она «зачищала» поле. Кто не подчинялся — уничтожался.

Когда вы стали оппозиционером?

   – В конце 1997-го умер мой отец. Очень переживал за меня, даже звонил советнику Назарбаева. Президент обещал встретиться после праздников — но отец не дождался. Вскоре меня уволили. Тогда я поняла: в той системе помочь не мог никто. Даже прокурор был бессилен — всё решала «семья».

КАК БЛОКИРОВАЛИ «СВОБОДУ СЛОВА»

«Свобода слова» возникла, несмотря на сопротивление. Как удалось зарегистрировать издание?

   – В 2004 году Алтынбек Сарсенбаев и Булат Абилов предложили создать новую газету. Алтынбек на короткое время вернулся в Мининформ и помог с лицензией — без этого выйти на рынок было бы невозможно. Мы замахнулись на тираж в 100 тысяч — и сделали это.

Газета стала невероятно популярной. Почему вас не закрывали?

   – Был живой интерес к политике и сильная оппозиция. У нас была лицензия, а для её аннулирования нужен был суд. Назарбаеву важно было сохранять образ демократа для Запада — особенно на фоне нефтяных переговоров. Поэтому существовала управляемая оппозиция и витрина в виде независимых СМИ. Но «Свобода слова» была вне системы.

Что изменилось? Почему газету всё-таки «погасили»?

   – После убийства Алтынбека оппозиция ослабла. Власть начала зачистку. Газета стала самостоятельной и влиятельной, а впереди были выборы. Это стало угрозой. Меня вызвали в администрацию президента, предложили уйти и продать издание. Я согласилась, но настояла, чтобы редакцию не трогали. После моего ухода газета ещё держалась несколько лет, но постепенно затухла.

После этого были проекты Guljan.org и «Адам Бол» — тоже заблокированы. Кто вас поддерживал?

   – Мурат Ауэзов, Ермек Турсунов, Герольд Бельгер. Мы устраивали акции, писали письма. Я объявляла голодовку. Это была борьба — не за карьеру, а за совесть.

ДАВЛЕНИЕ НА СМИ

Вы говорите о политической составляющей в давлении на СМИ. А что стало поворотным моментом?

– Дело Дуванова в 2002-м. Его посадили за статью, в которой он назвал президента вором. Всё было подстроено: организовали провокацию с участием несовершеннолетней. Позже мы в «Свободе слова» раскрыли эту схему. А в 2004 году погиб Асхат Шарипжанов. После интервью с Нуркадиловым, он стал угрозой — и его убрали. Это были не просто атаки, это была расправа.

Что происходило потом – до ухода Назарбаева?

   – Да, была вынужденная тишина. Всё медийное поле зачищалось. Только после 2019-го стало ясно: начинается новая глава. И если ты жив и можешь говорить — нужно продолжать.

Опыт сделал вас осторожнее?

   – Мы знали, чем обернутся резонансные материалы. Но молчать — значит соглашаться. История с Дувановым, Шарипжановым — не просто память, это напоминание, зачем мы здесь.

А что сейчас? Какая, по-вашему, цель атак на прессу сегодня?

   – Уверена, что кибератака два года назад — дело рук старой элиты. Им важно дискредитировать Токаева. У него нет мотива скрывать преступления, в отличие от Назарбаева. Но окружение у него — из той же системы.

О ТОКАЕВЕ

За что идёт борьба сейчас?

   – За будущее. Токаев — не вечный президент. Все думают о том, кто придёт после него. Он не будет ломать систему — ему важно пройти срок спокойно. Но именно сейчас закладываются основы следующей власти.

Допускаете, что Конституцию снова поменяют, чтобы продлить президентский срок?

   – Нет. Токаев — не Назарбаев. У него нет ни инфраструктуры, ни команды, которая бы работала на него, так как когда-то работали на первого президента. Он стал главой государства скорее по обстоятельствам, а не по личным амбициям. Думаю, у него нет цели остаться навсегда.

Вы с ним знакомы?

   – Только шапочно — в советское время зашла к нему как к замминистра подписывать командировку. Всё.

То есть продлевать срок он не будет?

   – Думаю, нет. Во-первых, исчерпан кредит доверия: в «Справедливый Казахстан» верили, но он себя не оправдал. У Токаева сейчас задача — досидеть спокойно, сохранить стабильность и передать власть. Вопрос в том, как именно это произойдёт. А пока всё строится на старом фундаменте — и это риск.

Назарбаев, по-вашему, всё ещё пытается влиять на процесс, встречаясь с Путиным?

   – Конечно. Он хочет сохранить влияние, возможно, выдвинуть своего человека. Но решающие события — впереди. Токаев — это транзит, переход. Настоящее начнётся, когда он объявит об уходе.

Есть ли у него своя команда, новая элита?

   – Она только формируется. Например, аким Алматы — явно человек Токаева. Видим шаги по смене элит: закон о возвращении капиталов, экономическое перераспределение. Сначала меняется экономика — потом политика, потом общество. Это медленный процесс.

НОВАЯ ЭЛИТА

Значит, элита всё же обновляется?

   – Да, но мягко. Не как в Украине или Кыргызстане. После Января 2022 стало понятно: к мирному переходу мы не готовы. Поэтому сейчас идёт постепенное перераспределение — не отбирают всё, а договариваются. Идёт согласованный демонтаж старой системы.

А кому всё это передают?

   – Есть узкий круг, где формируется новая элита — с деньгами, ресурсами, планами на будущее. Они готовят инфраструктуру: партии, СМИ, кандидатов. Всё это нужно будет к следующим выборам — для вывода новых лиц.

Почему у нас до сих пор нет оппозиции или ярких лидеров?

   – Лидеры либо уехали, либо в тени. Но я поняла: идёт подготовка и гражданской элиты. Когда придёт время, появятся новые фигуры — это будет часть общего сценария.

То есть даже гражданское общество будет управляемым?

   – Конечно. Мы всегда жили в авторитарной системе. Любая власть стремится к контролю — формирует надёжное окружение, опору в бизнесе, «своих» общественников. Это реальность, в которой мы живём.

Вам не предлагали войти в курултай или, скажем, стать депутатом, как Ермурат Бапи?

   – Нет. У меня нет политических амбиций — ни в депутаты, ни тем более в президенты. Я всегда была в журналистике. Участвовала в оппозиционном движении, потому что выпускала газеты, отражавшие их позицию. Защищала, когда их преследовали. Власть это знала — и знала, что я вне политических игр. Мне просто это неинтересно. Я не способна часами сидеть на заседаниях.

Как относитесь к тому, что в парламенте теперь блогеры, журналисты?

   – Это имитация. Картинка: мол, в парламенте весь срез общества. Но сильных туда не пустили. Если бы прошли хотя бы половина реальных одномандатников — парламент был бы совсем другим. А это риск, и власть на него не пойдёт.

БЫСТРЫЕ РЕВОЛЮЦИИ НЕ ПОДХОДЯТ

Сейчас снова стали сажать журналистов. Что это — страх?

   – Да. Уверенная власть не запугивает - это признаки уязвимости и переходного периода. Внешне многое изменилось, а внутри — старая система. Люди чувствуют себя обманутыми, особенно казахское большинство. У всех накопились претензии: кто-то хочет выборов, кто-то — языка, кто-то — справедливости.

Но надо быть реалистами: мы 30 лет гнили — и за 5 лет всё не исправить. Быстрые революции, как в других странах, приводят к крови и отбрасывают назад. Нужно время, чтобы заложить фундамент. Сейчас задача власти — остановить разрушительный поток, выиграть время и начать выстраивать новую систему.

Но ведь в эту «запруду» попадают и невинные — журналисты, блогеры…

   – Да, это издержки. Система страхуется. Люди, связанные с прежней властью, по-прежнему влиятельны. Если захотят — поднимут улицу, включат СМИ, соцсети. Всё может быть просчитано заранее — от действий на месторождениях до реакции властей. Это реальная угроза. Поэтому и идёт зачистка.

Это ещё и вопрос личных счётов?

   – Конечно. За 30 лет накопилось достаточно людей, которые меня ненавидят. Если бы могли — сожрали бы за 15 минут. Но чтобы засудить, нужны основания. А их нет. И даже тем, кто хочет, невыгодно сейчас «светиться». Та же Дарига никогда не подаст на меня в суд — слишком рискованно.

ПОЧЕМУ АДИЛЬБЕКОВ НЕ ЗАХОТЕЛ МИРИТЬСЯ

Что скажете о ситуации с журналистом Данияром Адильбековым?

   – Это некрасиво. Журналист против журналиста — всегда плохо. А началось всё после интервью с адвокатами Бишимбаева. До этого говорила только одна сторона — родственники Салтанат. Мне было важно услышать другую.

Я сама вышла на отца Бишимбаева, потом на адвокатов. Они рассказали свою точку зрения. Это нормальный журналистский подход — дать слово обеим сторонам. Да, было эмоционально, но интервью состоялось.

После этого началась кампания травли. Подключились блогеры, телеграм-каналы, пошёл хейт. Меня обвинили, будто я брала деньги за интервью — полная ложь. Подключили родню погибшей, начали гнать волну. Это уже была не критика, а организованная атака.

Я подала заявление в полицию — в том числе по анонимному каналу «Дикая Орда». Через время пришёл ответ: канал идентифицирован, заявлений против него много — от чиновников до иностранцев. Это подтверждение: за атакой стояли не случайные люди.

Как вы переносите травлю, хейт?

   – Спокойно. Мы уже всё это проходили — угрозы, убийства, похороны коллег. Если журналисту никто не угрожает — он просто никому не мешает. Враги — это признак того, что ты делаешь свою работу.

А ещё — это индикатор. Они показывают, кто твои настоящие противники. Раньше могли гадить тихо, теперь — в лицо. Это даже полезно. Главное — чтобы не дошло до крови. Всё остальное — лишь очередной этап, который нужно пройти.

А друзья у вас есть?

   – Конечно. Личные — да. А в профессии дружба — это не про чай, а про то, на какой ты стороне. С кем ты в одном окопе. И таких становится всё больше. Это и есть наша победа.

С Данияром нельзя было просто обойтись извинениями и опровержением?

   – Именно этого я и хотела. Когда стало известно об аресте Данияра, я приехала в Астану и сразу попросила у следователя очную ставку — хотела поговорить лично. Не разрешили. На первом заседании суда сказала ему: «Я не знаю вас, вы — меня. Но если публично извинитесь, признаете, что написали ложь, и скажете, кто вас попросил — я отзову заявление». Он согласился, обещал всё выполнить. Я ждала текст — тишина.
А на финальном заседании — резкий поворот: он и защита перешли к нападению. Тогда я просто сказала: «Уважаемый суд, я удаляюсь. Делайте по закону». Всё стало ясно — за этим стояла чья-то игра, а он — лишь фигура.

КОММЕРЧЕСКАЯ ЖУРНАЛИСТИКА

Вы сами никогда не писали за деньги?

   – Никогда. С начала 2000-х к нам приходили люди с бедой, и я всегда удивлялась, когда они спрашивали: «Сколько стоит публикация?» Как можно брать деньги за то, чтобы защитить человека или рассказать правду? Это против наших принципов.

Думаете, это всё связано с делом Бишимбаева?

   – Вполне возможно. Моё интервью с адвокатами вызвало резонанс. Они сказали прямо: он виноват, но не в том объёме. Это разрушало удобную картинку, и включился механизм подавления альтернативного мнения. Буллинг, давление — всё было нацелено на то, чтобы никто не услышал другую сторону.

В Казахстане правда вообще играет роль?

   – Конечно. Если бы не правда, мы давно бы деградировали. Именно она — в журналистике, в оппозиции, в творчестве — не дала стране превратиться в Туркмению. Благодаря тем, кто боролся, погиб, сидел, уехал — мы ещё держимся.

Но ведь за рубежом безопаснее говорить?

   – Не всегда. Вспомните Садыкова, Кажегельдина. Их не сломали. Благодаря Серику Медетбекову вскрываются активы, спрятанные Назарбаевым.

СТАРОЕ - НОВОЕ

Может ли Токаев позволить Кажегельдину вернуться?

   – Думаю, давно пора. Были реабилитированы Матаевы, Куликеев. А на таких делах, как смерть Нуркадилова — до сих пор табу. Все понимают, что это было убийство, скорее всего — заказ Назарбаева. Но власть не решается сказать это вслух, пока он жив. Боится удара по себе. Хотя справедливость должна быть восстановлена — ради истории, ради правового государства.

То есть власть всё ещё под давлением старой системы?

   – Да. До Кантара у Токаева были обязательства. После январских событий он мог от них отказаться, но, видимо, не смог. Старый режим умеет шантажировать. Они могут в любой момент дестабилизировать страну. Поэтому и договорённости всё ещё работают.

Что вы чувствуете по отношению к Назарбаеву?

   – Никакого восхищения у меня никогда не было. Мы приняли его как логичное продолжение Кунаева, но потом стало ясно, что всё это — обман. Он — символ системной лжи. Для меня слово «обман» — это и есть Назарбаев.

То есть он использовал нас всех?

   – Да. Именно это и вызывает чувство несправедливости. Столько утраченных судеб, столько зла — и всё это было не ошибкой, а осознанной политикой. И до сих пор есть те, кто его оправдывает. Это и есть наша беда — мы слишком быстро прощаем. А нельзя.

Что бы вы хотели пожелать журналистам?

   – Прежде всего пожелаю удачи вам и вашей редакции. Я слежу за Ulysmedia, вы — сильные, харизматичные, уверенные. Свободно говорите на казахском и русском - это и есть новое лицо журналистики. А буллинг и давление — признак, что вы на верном пути. Журналист без врагов — не журналист. А настоящая защита — это ваша аудитория. Пока вы нужны людям — вас не сломают. Это и есть наша профессия.
Полную версию интервью смотрите на YouTube-канале Ulysmedia.