Переживали за родителей, но потеряли мужчин: как изменилась жизнь семьи Шерзата после его гибели

Ulysmedia
Ulysmedia.kz

Убийство 16-летнего Шерзата Полата, а потом гибель при загадочных обстоятельствах ключевого свидетеля обвинения и родного дяди подростка, потрясли весь Казахстан. Убийцей был признан лишь один из нападавших, остальных участников групповой драки осудили по статье “хулиганство”. В деле осталось много неясностей: родные не верят в официальную версию смерти Нурканата Гайыпбаева, дяди Шерзата, а следователи до сих пор не нашли злоумышленников, которые подожгли дом семьи. За кадром всей истории осталась также личная боль семьи Нурымовых, потерявших близких - а ведь в соцсетях им не только сочувствовали, но и писали угрозы и оскорбления. В эксклюзивном интервью главному редактору Ulysmedia.kz Самал Ибраевой тетя погибшего подростка Перизат Нурымова рассказала о том, какой была их семья до трагедии, как они пережили травлю, и почему она не верит в честное расследование смерти брата.

 

СЕМЬЯ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ

Перизат, за эти месяцы многое произошло – смерти, расследование, суд, приговор. Как трагедия повлияла на жизнь вашей семьи?

   - До смерти Шерзата у нас была самая обычная, простая жизнь. Все работали, все были заняты — у нас медицинская семья. Это была мечта мамы: видеть всех своих детей в белых халатах. Мы все выучились, поступили в медицинские вузы один за другим. Даже жена брата училась — наша мама помогла ей поступить.

Жили, как и все, без излишеств. Когда дети были маленькие, по очереди за ними ухаживали.

Даже когда магазин открыли, не стали продавцов нанимать, все по очереди стояли за прилавком. В общем, дружно жили, хорошо. У нас и в школу дети вместе пошли: мой сын, Шерзат и второй сын Каржаубая.

То есть, Шерзат рос вместе с вашими детьми?

   - Они всегда были вместе. Вместе гуляли, вместе в школу. Даже на отдых мы ездили всей семьей. Нас у родителей пятеро братьев и сестер, и внуков мы им подарили 15. Каждый ребенок - радость для нас и наших родителей.

У вас была спокойная, размеренная жизнь, Вы радовались мелочам, но при этом работали в реанимации?

   - Да. По профессии я фельдшер, должна была работать на скорой. Но потом получила дополнительное образование и решила работать в больнице.

На скорой в основном работают мужчины — ведь там экстремальные ситуации, люди разные попадаются. Для женщин спокойнее работать в стационаре. Я работала в Республиканской психиатрической больнице больше 8 лет — в закрытом отделении. В 2018 году, когда я была беременна пятым ребёнком, пациент на меня напал — выбил челюсть, вывернул кисть и пальцы. Тогда я была на втором или третьем месяце беременности. Ушла на больничный на 30 дней, потом вернулась. После декрета хотела вернуться, но родители были против, поэтому я уволилась, а чуть позже устроилась в реанимацию в городе.

А Каржаубай работает в скорой помощи?

   - Да, он был заведующим в Есике, но решил еще учиться. У врачей ведь так, они всегда учатся, повышают квалификацию, до докторантуры доходят. Из-за учебы ему пришлось уйти с прежней должности и устроиться обычным врачом в скорую помощь — врачом станции. Это был переходный период.

Я тогда устроилась в город, сначала в отделение детской патологии. Проработала там меньше полугода, потом перевели в реанимацию. У нас, если человек способный, быстро переводят. У медсестёр не спрашивают: хочешь — не хочешь, всё решает руководство.

СТАРШИЙ ВНУК

   - Каким был Шерзат в детстве?

   - Он был старшим, к нему у всех было особенное отношение. Светлый, солнечный мальчик. Мама, когда ездила читать молитвы на могилу бабушки, брала только его с собой. Но всегда боялась за его белую кожу, у него от любого прикосновения оставались следы, поэтому он часто запрыгивал на спину к кому-нибудь и его так носили. Младшие обижались, но что тут скажешь, он был первый внук.

Мы даже в школу его отдали не в 6 лет, а позже. Хотели, чтобы он подольше побыл ребёнком. 

Но он был при этом очень ответственным и рассудительным. Даже если кто-то ночью в 3 часа пишет сообщение — он ответит. Телефон у него всегда был включён.

В этом году он должен был закончить 10 класс, и мы мечтали, как в следующем году Шерзат школу закончит, а Каржаубай - институт. И мы устроим большой семейный праздник.

ДОБРЯК

А каким был Нурканат?

    - Настоящий мужчина. Сейчас говорят, что казахские мужчины стали мягкими, но это не про него. С девочками — обходителен, но в конфликты не лез. Он не любил скандалы. Говорил чётко: «Вот это делаю, вот это — нет». И никто ему не перечил — все знали его характер. Он был целеустремлённый. Если ставил цель — добивался. При этом мог найти язык с кем угодно, потому что был добрый.

Делал многое безвозмездно. К примеру, во время пандемии. Тогда же дефицит был, особенно с костюмами. Он бегал, искал эти защитные костюмы, доставал. Иногда служебная машина ломалась, и он возил пациентов на своей.

То вообще был сложный период для нашей семьи. Например, сестра работала с младенцами, ей пришлось жить в больнице почти три месяца — не выпускали. А у нее дети маленькие дома остались. Она плакала. Говорила: «Неужели коронавирус навсегда?» Но выжили…

НА ВСЕ ВОЛЯ…

Почему случилась эта трагедия именно с вами?

   - Мы всегда боялись только одного — чтобы мама с папой не заболели. Всячески старались не тревожить их. Даже если были проблемы, в дом заходили с улыбкой, чтобы родителей не волновать.

Папа несколько лет назад перенёс микроинсульт, поэтому так. И мы никогда даже подумать не могли, что с нашей семьей произойдет что-то подобное.

И детей старались занять по максимуму - школа, спорт, скот завели. Все чтобы дети без дела не шатались по улице.

У нас даже правило было - сотовый долго не использовать, только для звонков. В общем, обычная жизнь у нас была до всего этого.

КАК УМИРАЛ НУРКАНАТ

Как вы думаете, Нурканата можно было спасти?

  - Думаю, да. Если бы рядом был охранник, как у Каржаубая. Мы знали, что за ним следят. Ему писали угрозы — «Ты следующий». Мы передавали это в прокуратуру. Нам потом сказали, что писала какая-то «сумасшедшая девушка из Астаны»… 

Но мы не верим, что он покончил с собой. Ни я, ни родители, ни братья — никто не верит в суицид.

День, когда погиб Нурканат, совпал с днём рождения Каржаубая — 40 лет. Мы его не отмечали — утром мама поцеловала сына в лоб, сказала: «С днём рождения», — и ушла на работу. Вечером, когда я поднималась к себе, Нурканат в одних шортах спускался вниз. Я сказала: «Мама дома, надень что-нибудь», — он ответил: «Просто воды попью и поднимусь».

После того как я покормила ребёнка, увидела, как один из старших детей заходит домой. Я спросила: «Где Нурканат?» — он ответил, что тот уехал в большой дом. Мне стало тревожно. Я сказала мужу: «Поехали за ним». Когда приехали — машины уже не было. Охрана сказала, что не видела машину с таким номером. Но тогда шёл сильный снег — может, и правда не заметили. 

Я подумала: неужели он пошёл на кладбище? Муж просил не ходить, но я не испугалась, взяла фонарик и пошла к могиле Шерзата. Его и там не было. Потом вспомнила про его девушку — позвонила ей. Она ответила, что Нурканат звонил раньше и сказал, что идёт домой. Связь пропала. Мне стало совсем тревожно. Я позвонила домой — его не было. Я дозвонилась до Ерсултана. Он сказал: «Брат не приходил». В этот момент с номера Нурканата мне пришло сообщение: «Сестрёнка, ты всему научила…»

Я сразу же перезвонила домой — выяснилось, что им пришло такое же сообщение. Я велела отцу срочно выходить. В тот день я получила четыре штрафа за превышение.

Это было похоже на прощальное сообщение?

   - Да. Но как так — человек только что спустился по лестнице, а через 20 минут присылает прощальное сообщение? Мы с Каржаубаем пошли искать его, Каржаубай сказал, что проверит большой дом. Я сказала: «Я уже проверила», — но он не послушал. Когда обошли дом — один из охранников что-то шепнул ему на ухо, и Каржаубай сказал мне: «Скорей поехали».

На кладбище машина не смогла подняться на холм — мы вышли и пошли пешком. Навстречу выехала другая машина. Каржаубай закричал охране: «Остановите ту машину!» Оттуда крикнули: «Свои!» Мы поднялись и увидели машину Нурканата. Она была заведена, обе двери — открыты. Внутри — телефон и зарядка. Мы прочесали всё кладбище. Прости меня, Господи, там столько могил… Потом услышали крики детей. Я подумала: «Что-то с Каржаубаем случилось». Мы поднялись. Меня пытались удержать: «Не иди!» — но я прошла. И увидела… Нурканат висел на бельевой ленте. На корточках.

Я 8,5 лет работала в психиатрии с людьми, пережившими попытки суицида. Они умирают в характерной позе. Не как у Нурканата. Его тело ещё было тёплым, но пульса не было. Мы вызвали скорую. Диспетчер долго не отвечал. Через полтора часа приехали скорая и полиция.

Нас познакомили со следователем — уже третьим по этому делу. Он сказал: «Будем закрывать по 105-й статье». Я сказала: «Делайте что хотите, но Аллах всё видит. Никто не вешается вот так — спокойно, без судорог». На его шее не было характерной круговой борозды. Только с одной стороны. Максимум 5 см. Я это всё объяснила, но следователь сказал — доказательств нет, будем закрывать.

Моя мама тогда подписала бумагу: «Претензий не имею».

 Она ничего не сказала?

    - Нет. Потом на суде мы снова увидели этого следователя. Тогда с нами работал Мейирман-ага. Сейчас дело по Нурканату открыто снова.

ПРО СЛЕДОВАТЕЛЕЙ И АДВОКАТОВ

Будете бороться дальше или согласитесь с решением?

   - Что бы мы не говорили — никто не слышит. Что мы можем сказать, если нет записи, фото, отпечатков? Все требуют доказательств. По делу Шерзата — они были. Поэтому мы боролись.

Как вы познакомились с Айтымом?

   - Через акимат. Нам срочно нужен был адвокат, они дали номер. Я позвонила, сначала разговаривала русская девушка. Потом к нам приехала команда, как оказалось, от Айтыма. Они сказали, что работают безвозмездно, только транспорт оплатить. Но потом сказали, что даже этого не надо.

Нам очень повезло, что одна девушка сняла видео, без этой записи это дело бы не дошло до суда. Судили бы одного, а остальные продолжали бы жить, как ни в чём не бывало.

Вы знали, что дело сначала завели по статье “Групповое убийство”, но потом переквалифицировали?

   - Нас команда Айтыма особо не информировала. Просто в какой-то момент сказали — подпишите. Мы надеялись, что они — профессионалы, знают, что делают.

АКИМЫ И ИХ ОБЕЩАНИЯ

Я говорила, что эти люди приехали в наше село, чтобы убить. И им никто не помешал. Потому что у нас на въезде нет поста - кто приехал, кто уехал - неизвестно.

Наш аул как забытый: асфальта нет, одна глина.

И сколько бы жалоб не писали - бесполезно. Акимы меняются каждые 3–4 года — ни разу не видела, чтобы асфальт постелили.

После пожара в доме я спросила в акимате: почему вы говорите, что у нас охрана, если её нет?

То есть, вас обманули?

   - Да. Но я не знаю, зачем. Бабушка сказала — наверное, чтобы не усугублять, не поднимать панику. Она говорила: «Успокойся. Дом сгорел, а злость не поможет».

Аким сказал нам: «Вы не даёте комментариев в СМИ. Я сам всё объясню». Я сразу спросила: «Почему?» — но объяснений так и не последовало. Нам дали временное двухэтажное жильё — чтобы разместить всех. Но Каржаубай и Нурканат заявили: «Если ты не поедешь, мы тоже не поедем».

Я переживала. Мы, признаюсь, говорили с полицией на эмоциях, грубо. Но и они тоже не правы были. 

ПОСЛЕ СУДА

Понимаю, что вам сложно - две потери за год. Но почувствовали ли вы хоть какое-то облегчение после суда?

   - Это не облегчение. Это — огромное горе. Испытание — для родителей, братьев, детей, моей мамы и отца. Я за этот год потеряла больше 20 килограммов, почти не спала. Мейирман-ага сказал: «Это дело — вам в аманат. Доведите до суда».

Ранее Каржаубай говорил, что хочет после всего этого уехать из страны. А вы? 

    - Это же моя страна! Иногда мне пишут: «Уезжай туда, откуда пришла». Я казашка, я здесь родилась. И каждый ответит перед Аллахом за свои слова.

Да и смысл? Такое не только в Казахстане происходит.

Вы говорили, вам угрожали. Что вы предприняли?

     - Вызвала 102. Говорили, что дадут охрану — но я её так и не увидела. А Каржаубаю вообще запретили появляться в СМИ. Сказали: «Не выходи, мы всё решим». Вот я и вышла — потому что кто-то должен был говорить.

Кстати, вам обещали новый дом. Он строится?

   - Говорили, построят. Но официального ответа от акимата не было. Нам предложили квартиру в селе — маленькую, 45 кв. м. Мы отказались. Нам с нашей большой семьёй там не выжить.

А моральный ущерб?

     - Добровольно никто ничего не даёт. Мы видели это в суде. Мы всё поняли.

Полную версию интервью смотрите на на YouTube-канале Ulysmedia.